Вишня без косточки - Страница 3

— Она знает, что вы обратились к Пуаро, monsieur Мэнсфилд?

— Я не хотел волновать Уинифрид раньше времени. Но если вы сочтёте дело достойным вашего внимания, мистер Пуаро, я сегодня же расскажу сестре обо всём. Вы возьмётесь разобраться в происходящем?

Пуаро, слушавший нашего посетителя с сомкнутыми у подбородка ладонями, всплеснул руками.

— Безусловно, monsieur Мэнсфилд! Дело требует безотлагательного вмешательства. Я хотел бы навестить вашу сестру как можно скорее. Завтра же, если удобно. Надеюсь, вы представите ей меня и капитана Гастингса.

Джон Мэнсфилд горячо закивал.

— Разумеется, мистер Пуаро, разумеется. Думаю, Уинифрид… миссис Бэнкс… моя сестра с готовностью примет вас и капитана Гастингса завтра, часа в три.

*******

На следующий день без четверти три мы с Пуаро подошли к номеру семнадцатому по Черри-Три Лейн — крохотному, с облупившимся фасадом и давно требующей покраски парадной дверью, но милому и обжитому. Соседний особняк, номер восемнадцать, который снимал Джон Мэнсфилд, выглядел не в пример солиднее, но куда менее уютно.

— Поразительно, — заметил я, открывая калитку, — никогда бы не подумал, что здесь что-то может произойти. Такой мирный и обыкновенный дом!

— Наблюдение столь же точное, сколь и бесполезное, cher Гастингс, — промолвил Пуаро, втягивая голову в плечи при новом порыве ветра, качавшего ветви вишнёвых деревьев, и придерживая шляпу. — Нам с вами доподлинно известно, что в этом доме всё вовсе не так мирно, как кажется.

Поднявшись на крыльцо, я протянул руку к дверному молотку, но Пуаро жестом остановил меня и провёл пальцем по его кольцу.

— В этом квартале удивительная пыль, — задумчиво сказал мой друг.

На его перчатке остался серебристый, отливающий перламутром след.

Я постучал, и нам отворил необычайно бледный юноша лет семнадцати с отсутствующим взглядом, тот самый вечно сонный Робертсон. Толком не выслушав, кто мы и зачем явились, он взмахом руки пригласил нас войти и принял наши шляпы, перчатки и трость Пуаро. На пороге гостиной нас уже ждал Джон Мэнсфилд.

— Джентльмены, — прикрыв за собой дверь, начал он, — вынужден сообщить, что после нашей вчерашней встречи кое-что произошло.

— Новое послание? — спросил Пуаро.

Мэнсфилд кивнул.

— На этот раз на стекле детской, снаружи. «Мама, возвращайся». Окно точно никто не открывал, после первого послания Уинифрид велела Робертсону заблокировать раму так, чтобы её нельзя было поднять выше, чем на пару дюймов.

— Надпись на месте?

— Да.

— Мне нужно будет взглянуть на неё чуть позже. Пока нам необходимо побеседовать с вашей сестрой.

Когда мы вошли в гостиную, миссис Бэнкс, сидевшая у стола с бумагами, отвлеклась от своего занятия и обратила на нас растерянный взгляд. Глаза у неё были такие же светлые и большие, как у брата, с которым они оказались очень похожи внешне. Роднило их и что-то неуловимо детское в облике и манерах, только подростковая порывистость и неловкость Джона Мэнсфилда оборачивалась в его сестре очаровательной застенчивостью и общим впечатлением необычайной хрупкости и уязвимости, из-за которых трудно было поверить, что перед нами мать четверых детей.

Мы поздоровались.

— Мистер Пуаро и вы, капитан Гастингс, прошу простить этот беспорядок: я второй день составляю объявления в газеты и пишу в конторы по найму, надеясь найти новую няню. Всё это так неожиданно и так некстати.

— Madame Бэнкс, — начал Пуаро, — я бы не стал беспокоить вас в столь непростое для вас время, но дело не терпит отлагательств. Где сейчас ваши дети?

— Они наверху, в детской. Эллен, наша горничная, наотрез отказывается с ними гулять, так что приходится им сидеть дома. Джон уже рассказал вам, что у нас в последнее время творится.

— Безусловно, madame Бэнкс, но, — Пуаро поднял палец и сделал паузу, — Пуаро необходимо расспросить всех, кто может что-либо знать.

— Беда в том, что никто из нас толком ничего не знает, мистер Пуаро. Кейти просто ушла, не сказав никому ни слова. И нам ни разу не удалось увидеть, кто оставляет эти послания, хотя Робертсон вчера брался караулить — но, боюсь, как всегда, уснул.

— Monsieur Мэнсфилд упоминал, что вас что-то тревожило ещё до того, как исчезла няня и начали появляться надписи.

Миссис Бэнкс опустила глаза и смущённо улыбнулась.

— Не знаю, стоит ли об этом, мистер Пуаро… Женская чувствительность. Любая мать волнуется за своих детей и боится, что их… боится их потерять.

— Потерять — из-за болезни, madame Бэнкс? Sans doute, mais… По-моему, вы имели в виду нечто совсем другое.

На мгновение мне показалось, что миссис Бэнкс готова заговорить, но она только взглянула на брата, стоявшего у камина, и снова слабо улыбнулась. Джон Мэнсфилд подошёл к миссис Бэнкс и положил руку на спинку её стула.

— Моя сестра вряд ли сможет рассказать вам больше, чем я, джентльмены, — твёрдо произнёс он. — В последние месяцы у неё слишком много других забот.

Пуаро почтительно склонил голову и поднялся.

— Понимаю, — сказал он. — Что ж, тогда давайте осмотрим детскую.

Мы поднялись на второй этаж. Едва миссис Бэнкс открыла дверь в детскую, светловолосый мальчик, лежавший животом на подоконнике, отпрянул от окна, словно его застали за чем-то предосудительным. Девочка, делившая с ним подоконник, однако, лишь посмотрела на нас через плечо, рассеянно поздоровалась и снова прижалась носом к стеклу. Над головами детей виднелась неровная надпись: «МАМА ВЫЗВРАЩАЙСЯ», — причём обе буквы «в», «р», «й» и «я» были развёрнуты не в ту сторону. Сделана надпись была, видимо, то ли воском, то ли обмылком. На раме, поперёк окна, висела гирлянда из сухих трав и рябиновых гроздьев.